обоюдоострая веревка - .юлбюл

                capo 3

Em
перед битым стеклом отзеркалья
Am
мы сидели в попытках понять:
C
«что в шакальих поступках шакалье, 
Em
а что в статных поступках есть стать».
под ногами осколки блестели,
под рукою лежала рука.
кто при деле, а кто на пределе;
кто уставший, а мы же, пока

ненавидя всем сердцем и всё же
понимая порядок вещей,
не привыкнув ещё к своим рожам,
в зеркалах не увидя людей,
осознали, что это не трусость.
что не страх – разбивать зеркала.
это трудно. но разве нас трудность
хоть раз в жизни лишала тепла?

пока есть друг у друга, мы руки
в перекрестье свернем калачом:
пусть 
прикинется палачом,
разбивающий мир лишь от скуки, –
пусть
прикинется палачом
тот, что с взглядом «вы сдохните, суки»,
говорит, что он здесь ни при чём.

перед рамой, с повисшим в ней небом,
мы сидели на влажном полу,
на таком непрозрачном, нелепом
и ручьем убегавшим к углу.
в зазеркалье вставало уж солнце – 
в отзеркалье спускался закат.
если что-то одно разобьётся – 
и второе отправится в ад.

и в попытке поднять свои руки,
вместе скажем: «меня изорви», – 
ведь, увы
не достойны любви
те, что сильно боятся разлуки.
ведь уже
не достойны любви,
у кого лишь хандра и недуги,
у кого эти руки
по локоть в крови.

перед битым стеклом отзеркалья
мы сидели с осколками вен.
это стало для нас покаяньем
из обманов, интриг и подмен.
отраженье запомнит нас этим:
лишь куском, 
приближённом к нулю.
правда в том, 
что в зеркальном портрете
не читается слово
«юлбюл».